Ректор КРИППО вошёл в состав Совета при Президенте по русскому языку

Когда я иду на встречу с ректором Крымского института постдипломного педагогического образования — доктором филологических наук профессором Александром РУДЯКОВЫМ, всегда внутренне «подбираюсь», сосредоточиваюсь. Александр Николаевич представляет династию русистов и зорко присматривает за нашим братом журналистом, чтобы правильно говорили сами и воспитывали читателя. А недавно смотрела в теленовостях репортаж с заседания в Екатерининском зале Кремля Совета при Президенте по русскому языку. И вдруг камера выхватила крупным планом лицо нашего учёного. Потом ещё и ещё раз. Конечно, я не могла упустить случай после возвращения профессора в Симферополь увидеться и послушать его впечатления об общении с Владимиром ПУТИНЫМ.

— В зале собралась филологическая элита страны, Александр Николаевич. Как вы думаете, почему президент пригласил вас и ваших коллег именно сейчас? Мне логичнее было бы увидеть в креслах каких-нибудь экономистов или кризисных менеджеров.

— Президент приурочил заседание Совета к Дню народного единства, тем самым подчеркнув, что именно государственный русский язык является важнейшим фактором единения нашей большой страны. Так что с точки зрения выбора даты первого после обновления состава Совета заседания всё было сделано предельно грамотно. Кстати, на следующий день в МГУ прошёл второй съезд Общества русской словесности во главе с патриархом Кириллом. В эти же дни в Институте языкознания РАН состоялся «круглый стол» с международным участием, где обсуждалась языковая политика в Республике Крым.

— Что тревожило президента? Хотел же он от вас уловить какие-то импульсы.

В. Путин видит в языке не оружие, а «мягкую силу»— Я думаю, что   Совет — в первую очередь отличная площадка для коммуникации. С одной стороны, высшее должностное лицо, принимающее важнейшие для всей страны решения; с другой — филологи, писатели, поэты, выражающие надежды, чаяния, тревоги русскоязычного мира.

— И какие болевые точки обозначил цвет российской филологии?

— Их можно разделить на две группы: глобальные и ведомственные. Среди первых — снижение социальной ценности русского литературного языка, что, я думаю, вы, журналисты, конечно же, замечаете. Это и (о чём говорил ректор Санкт-Петербургского университета) непростая ситуация, в которой мы обязаны соблюдать нормы государственного языка, а их исчерпывающего описания нет. Это всё равно что нам бы велели ездить по правилам дорожного движения, но никто не потрудился бы их сформулировать. Описание норм — сложнейшая задача. Во-первых, из-за того, что «имя им легион»; во-вторых, потому что скорость изменения норм сегодня такова, что любая их фиксация неизбежно отстаёт от реальности. Тем более что налицо огромное число региолектов. Ещё одна «болевая точка» — необходимость внесения изменений в законы о языке, уточнение внутренней и внешней языковой политики. Здесь же — продвижение русского языка за пределами нашего государства. Президент очень тонко заметил, что не нужно называть русский   оружием. Это сила, с помощью которой мы влияем на русскоязычный мир.

— Я обратила внимание, как он поправил своего советника по культуре Владимира Толстого, немножко бряцавшего «лингвистическим оружием». Значит ли это, что в элите нет единства в трактовке задач и роли языковой политики?

— Я бы так не сказал. Я вошёл в состав Совета впервые и, честно говоря, больше приглядывался. Не думаю, что есть принципиальные разногласия. Есть нюансы, тактические тонкости, на которые Путин и обратил наше внимание. И был, на мой взгляд, прав. Излишний энтузиазм нередко приводит к перегибам… Кстати, продолжу отвечать на твой предыдущий вопрос. Вторая группа «болей» — ведомственные. Не могу упрекнуть своих коллег. У всех есть проблемы. Услышал, например, о бедственной ситуации в музее Пушкина в Гурзуфе! Разве не стоило бы об этом сказать президенту?

— Шансов быть услышанным непосредственно   президентом не так много.

— Конечно! И я обязательно буду выступать на грядущих заседаниях Совета. И о георусистике, и об отношении к тем вариантам русского языка, которые существуют на Украине, в Казахстане, Белоруссии… Планирую обсудить эту проблему с Владимиром Ильичом (Толстым. — И. И.) на ближайшем заседании правления РОПРЯЛ в Пскове в середине декабря. Меня коробит, когда на языковедческих конференциях звучит фраза «Украина говорит на суржике». Скажи, будь добра, мы с тобой на суржике общались, когда жили на Украине?

Проблемы языковой политики обсуждала филологическая элита страны

— Нет.

— Мы говорили на русском, но в его украинской ипостаси. Так же как живущий в США американец пользуется английским, но английским американским. Когда язык попадает в другую страну, он обязательно приобретает черты этой страны. Не столько во внешних формах, сколько в значениях этих форм.

— Это интересная тема, Александр Николаевич. Бегу к вам, впереди меня два подростка. Беседуют между собой. Слышу, один другому говорит: «Ты мне инфу репостни на мыло, а я вечерком хайпану». Смотрите, есть подлежащее, сказуемое, даже хлипенькое обстоятельство. Но где же здесь «черты нашей страны»?

— Россия находится в XXI веке. Веке глобальной деревни. И то, что   молодёжный сленг именно таков, беды я не вижу. А что, у тебя в твоей МГУшной молодости не было всяких особых, молодёжных словечек? Не верю!

— И всё же президент явно обеспокоен тем, что сокращается ареал распространения русского языка за рубежом.

— На мой взгляд, как это ни парадоксально прозвучит, рост авторитета русского языка за рубежом обеспечивается сегодня одним человеком. Зовут его Владимир Владимирович Путин. И лидер наш совершенно прав, когда говорит: чем успешнее страна экономически, чем сильнее на международной арене, тем охотнее люди будут учить наш язык. Готов подтвердить это живым примером. В 2007 году я был на конгрессе МАПРЯЛ в Варне. Мне рассказали тамошние коллеги, что в 90-е Болгария стала почти полностью англоязычной. Но как только туда поехали наши туристы и повезли «русскоязычные» рубли, всё изменилось. То же самое я наблюдал в Тунисе, Турции.

— Чувствовали ли вы искреннее внимание президента? Что вас в нём удивило?

— Острейший ум, который сразу отбрасывает шелуху и видит суть проблемы. И второе. В ответах президента постоянно звучал рефрен — давайте механизмы, называйте пути решения проблемы. Я вспомнил рассказ американского фантаста Роберта Шекли «Ответчик». Сюжет там такой. На какой-то планете стоит устройство, знающее ответы на все вопросы. С разных концов галактики к нему прилетают существа, задают самые сложные вопросы, а оно… молчит.
А в конце рассказа — маленький абзац, размышления этой машины: «Для того чтобы правильно задать вопрос, надо знать большую часть ответа». Люди, которые решаются говорить о своей проблеме президенту, должны знать или предполагать механизм решения проблемы

— Неужели высокое собрание пришло неподготовленным?

— Дело не в этом. Не все понимают устройство государственной машины. Государство по самой своей сути — предельно консервативная вещь, обеспечивающая стабильность общества. В этой стабильности есть плюсы и есть минусы. Это понимает и президент, знающий, как заставить эту махину работать в нужном направлении. Не случайно нашим с тобой освобождением в марте 2014-го занимался именно он.

— Какая тема показалась особенно острой?

— Их немало. В вузах закрывают кафедры русского языка. Сокращается число бюджетных мест, ведь гуманитарная сфера не приносит дохода, а нынче у наших «эффективных манагеров» всё измеряется прибылью.

— Стоп-стоп, Александр Николаевич, есть вещи, к которым не подходят цифры как инструмент измерения.

— Не все чиновники это понимают. Деньги важны, но это инструмент, а не самоцель. 

— На Совете зашла речь и о вопросе, чрезвычайно важном для нас, журналистов. Президент дал поручение привести к единому знаменателю словари. Видимо, он обеспокоен фривольным обращением с языком в СМИ.

— А ещё тем, сколько неточностей и ляпов содержится в справочной литературе.

— Неужели Википедию закроют?

— Речь шла не о запрете Википедии, а о разумном взгляде на неё. Так же как кухарка не может управлять государством, так кто ни попадя не вправе писать статьи в энциклопедическом словаре. Это другой уровень понимания вещей. Приведу пример. Недавно понадобилось найти определение слова «ходьба». Открыл Википедию, читаю: «Ходьба — один из способов локомоции человека и животных; осуществляется в результате сложной координированной деятельности скелетных мышц и конечностей».

— Какое-то медицинское определение.

— Совершенно верно! Почему, как сказал президент, нужна Большая советская энциклопедия в хорошем смысле, а не Википедия? Внешне слово может быть одним и тем же, а понимание его различается в разных странах и системах. За примерами далеко ходить не надо. На Украине «регионал» — член Партии регионов. А в России?

— Человек, живущий в глубинке.

— Что мы с тобой напишем о референдуме в марте 2014 года? Воссоединение! А наши братья из соседней страны? Аннексия. Одиозный профессор Гусейнов что напишет? Аннексия. А мы с тобой? Возвращение. Я утрирую, конечно, но вещи мы обсуждаем серьёзнейшие! В справочной литературе должно содержаться НАШЕ толкование понятий и явлений, а не НЕ НАШЕ. Это принципиально важно, поскольку словари отражают то, как социум видит мир.

— Выходит, политика проникла даже в бесстрастные словари?

— Это не столько политика, сколько разные цивилизации. Так что Путин совершенно прав, предлагая создать, условно говоря, Большую советскую энциклопедию. Другое дело, что это неподъёмный, каторжный труд.  

— Писатель и депутат Госдумы Сергей Шаргунов затронул тему умирающих толстых журналов.

— И ответ президента был коротким, как выстрел. Он сказал: вы же всё приватизировали, захотели получать прибыль, создали холдинги. Издания в частных руках — как государству поддерживать их? Это теперь чей-то бизнес! При этом он не дистанцировался от действительно болевой точки, а ждал конкретных предложений, как эту «боль» излечить. И очень оживлялся, когда слышал дельные идеи.

— Разговаривали вы, насколько мне известно, дольше, чем планировали.

— Вместо часа — почти три часа. Это показывает, что встреча не была формальной — не для галочки.

Сила языка — в объединении, а не рассоривании— Ждёте ли вы реакции из Кремля?

— Несомненно, президент даст поручения. Но результат зависит не только от него, не только от министров, а от того, насколько настойчивыми будут те, кто задавал вопросы и насколько эффективны предложенные ими пути решения проблем.

А вообще, такие моменты не забудутся никогда. Знаешь, о чём я жалею? Что мои родители не дожили до этой поездки и не видели меня среди коллег сидящим в Екатерининском зале Кремля. Всё-таки я — потомственный русист и, уверен, для родителей было бы важно видеть, как я продолжаю семейную династию. Приятно поразила реакция крымчан. Телефон был без преувеличения раскалён от звонков, сообщений, фотографий. Я чувствовал, с какой гордостью они восприняли, что среди участников дискуссии есть крымчанин. Звонили, конечно, и коллеги, друзья, знакомые из других регионов.

— Убеждена, такая встреча обязательно повторится. Что бы вы сказали президенту?

— О ситуации с учебниками русского языка, которые пишем с коллегами. В 2020-м в крымских школах их получат 5, 6 и 7-е классы. Учебники войдут в федеральный перечень и будут использованы во всех регионах РФ. В учебниках много текстов современных писателей. Дети должны их знать! И учить мы должны на материале современных текстов. В наших учебниках тексты более трёхсот современных российских писателей. Так вот, оказалось, что по законам Российской Федерации у каждого из них я должен взять нотариально заверенное разрешение на публикацию маленького фрагмента!

— Адский труд!

— Не то слово, он громоздкий, бесполезный, ничего не дающий ни уму, ни сердцу. Представь, решается вопрос о включении наших учебников в федеральный перечень. Эксперта может устроить всё — уровень, методика, подход, концепция. А отсутствие маленького пунктика (согласования) сводит на нет все наши усилия. Поверь, писать учебники очень непросто, не каждому это дано. Ты знаешь, как я ценю талант так рано и несвоевременно ушедшей Татьяны Фроловой! Помню тот решающий для начала нашего сотрудничества момент, когда она принесла мне главу учебника с отрывком из «Чайки по имени Джонатан Ливингстон» Ричарда Баха. Скажи, где я сегодня буду искать Баха?

— Есть ли у крымских русистов своя ниша в филологической элите России?

— Конечно! Мы призываем с уважением относиться к русскому, на котором говорят в Белоруссии, на Украине, в Казахстане. Это не испорченный, а видоизменённый вариант. И принижая его, наши горячие головы тем самым отдаляют от России русскоязычное население этих стран. Мы это понимаем по-особому, потому что пожили в статусе языкового нацменьшинства. «Материковые» лингвисты этого не почувствуют. Когда ты находишься не в центре, а на периферии системы, многие вещи видишь по-другому.

Беседовала Ирина ИВАНЧЕНКО

Источник: Крымские известия